Мемуары Анатолия Склярова

[Анатолий Скляров]

Питание, в спецприемнике в эти дни, было «оздоравливающим». Утром жестяная миска чуть сладкого «чая» (1,5-2 стакана) и два стандартных кусочка черного хлеба. Такие миски и сейчас используют в кафе и столовых. В обед чуть больше половины миски кукурузной каши и «чай», после каши, в эту же миску и те же два кусочка хлеба. Вечером «чай» и два кусочка хлеба. После подъема и утренних процедур, выносится «параша». Ее выносят двое «сидентов» в туалет, ополаскивают и наливают воды на одну треть. Затем уборка камеры шваброй с мокрой тряпкой, специально выделенным «уборщиком» из числа «сидентов». В пятницу меня посадили, в субботу был обход врача. Врач - это жена начальника спецприемника. Была ли она действительно врач, не знаю... При обходе, она, в обычной одежде (не в медицинском халате), просто заглянула в «телевизор» (окошечко в двери), и спросила, нет ли жалоб. Вши к «жалобам» не относятся, это «нормальное» явление в тюрьмах. Конечно, меня беспокоило обещание продержать в тюрьме целый месяц, «до выяснения». Еще при оформлении протокола задержания, я попросил дежурного дать мне возможность отправить домой телеграмму или письмо. На это мне ответили, что будут заниматься выяснением моего появления в г. Шахты сами и не морочить им головы. Кто-то из обитателей камеры предложил мне написать письмо и адрес получателя, а в субботу под окно камеры придет его жена, письмо сбросят ей из окна, а она его отправит по адресу. Напомню, что камера находилась на втором этаже. Оказывается, окно камеры находилось в трех метрах от тюремной стены, а за стеной тротуар. «Посылку» можно легко перебросить. Правда, чтобы выглянуть из окна, больше похожего на амбразуру, нужно было подтянуться. Окно было высоко под потолком и вытянуто в ширину. Дали мне и бумагу, и карандаш. Написал я письмо и в субботу его действительно «передали» (перебросили) этой женщине. Так прошли суббота и воскресение. За это время я 56 раз обыграл в «дурака» «смотрящего» по камере, чем вызвал немалое уважение «болельщиков». В понедельник, часов в 10 утра, меня отконвоировали к следователю и, после нескольких стандартных вопросов, как я попал в город Шахты, меня «реабилитировали». Благо, что у меня в кармане сохранились автобусные билеты из Ворошиловграда в Новошахтинск и из Новошахтинска в Шахты. Но выпускали из спецприемника только в 18 часов вечера. Так что, пришлось мне весь день провести в камере. В 18-00 приказ: «на выход, с вещами». Дежурный вынес мне мои вещи, изъятые при оформлении протокола задержания. Это шнурки от обуви, пояс, деньги, «гвоздь-авторучку» и сумку. Указал, где нужно написать: «Деньги и вещи получил полностью». После этого мою авторучку отложил себе, «на память». А также 25 рублей. И пояснил, что скоро день милиции и им (или ему?) нужно отметить этот день, все-таки праздник. По тем временам, это были неплохие деньги. Пол литровая бутылка водки, к примеру, стоила чуть больше четырех рублей. И остальное соответственно. Возражать и возмущаться не приходилось. Я же написал в протоколе, что «деньги и вещи получил полностью» и расписался... Вывели меня за ворота спецприемника и рассказали, как мне добраться до автовокзала. Сажусь в троллейбус и замечаю, что люди меня сторонятся. Да и понятно. Я же четыре дня не бритый. И запах «параши». Я-то его не замечаю, «принюхался», а на свежего человека это действует, скажем, не адекватно... Уже поздно вечером добрался до Новошахтинска. Не заходя в дом, помылся, переодел белье, поскольку вши были везде. Самое интересное, что меня, мои родственники, не искали. В Ворошиловграде были уверены, что я в Новошахтинске, а в Новошахтинске думали, что я уехал домой, в Ворошиловград. Так, что я помню до сих пор и город Шахты и спецприемник и нашу «доблестную» милицию.

[Анатолий Скляров]

Соль земли. О наших предках, репрессированных в тридцатых годах прошлого века. По сути, на Шадринке основной костяк составляли люди, сосланные сюда в разные годы со всей России. Шадринка мне представляется миниатюрным подобием Советского союза. В разные годы сюда ссылали русских, украинцев, татар уральских, татар крымских, чеченов, башкир и много других национальностей. Татар было много. Насколько я помню, одно время была школа, до 1950 года, где преподавали на татарском. Это было одноэтажное здание рядом со старой, деревянной школой №4. В одном дворе. Ссылались самые лучшие, самые работящие, самые крепкие хозяева. Основная масса их была сорвана со своих мест в 1932-33 годах. И, думается, именно поэтому в эти годы был самый страшный голод в центральной России, где и была репрессирована и сорвана с мест самая активная часть сельских жителей. Вот типичный рассказ моей подруги детства, как шло раскулачивание:
         "Пра-пра-и, наверное, прадед мой пришел пешком в Сибирь откуда-то с Поволжья, поманила богатая сибирская земля. Обосновались где-то в Минусинском уезде, начали обживаться, создали свою деревню под названием Кривая (она находилась на река Минуса - приток реки Абакан, которая там делала поворот, потому и Кривая) Оба мои пращура с Поволжья и жили в этой деревне разводили баранов, садили арбузы, сплавляли на баржах эти арбузы по Минусе, Абакану и далее по Енисею. Меняли на товары и разную утварь. Таким образом, один из моих прадедов по линии мамы, организовал мануфактурную лавку. Семья была большая и все жили в одном доме, все работали и на бахчах, и пасли баранов...  Потом прадед построил на свои деньги школу и церковь, построили себе двухэтажный дом, (после раскулачивания на втором этаже устроили овчарню , а на первом -сельсовет). Мама с папой поженились где-то в 1930 году, потом наступило время коллективизации.  Это был ноябрь месяц, выделили на каждую семью по подводе (а семьи были большие) и погнали в Минусинск.  Взять с собой не разрешали ничего, кроме небольшого количества кухонной утвари, но тайком почти все взяли немного зерна, а моя бабушка обмотала себя тканью из своей лавки. Пригнали их в Минусинск, это был конец ноября, а затем погнали в глубь тайги на север. Сугробы, снега по колено, а моя мама была беременна моим старшим братом, к ночи загнали в зимовье всех, прилечь негде, ночь просидели, утром погнали дальше , одежда, которая оттаяла, превратилась в лед, как мама говорила юбка была, как колокол , звенела... Таким образом их гнали 3 или 4 дня затем бросили в тайге . Но мужики из сваленного леса соорудили один общий барак (так теплее) и стали собирать, что у кого есть. Мужики выкорчевали поляну. Пришла весна, эту поляну засеяли собранным зерном, посадили картошку. Там, 14 июня, родился мой брат, пригодилась бабушкина ткань.  Пришло время уборки урожая и тут появляются опять конвоиры и погнали всех, кого в Бодайбо, кого в Черемхово, вот таким образом моя семья оказалась в Черемхово. Про все эти мытарства тогда боялись говорить и мы, дети, росли в бараке и были счастливы. Потом папа с бабушкой и мамой (вообще у нас по жизни бабушка была командиром, она организовывала в бараке праздники, вытаскивались столы в коридор, приносили кто что мог, а бабушка ходила вокруг стола с ведром бражки и наливала ковшом по кружкам, а мы дети радовались этим праздникам...).Я немного отклонилась от повествования, так вот потом, семейным советом было решено строить дом. Дом построили из бревен сгоревшей на 8-ой шахте кузницы, чистили бревна и складывали дом, поэтому наш дом был поштукатурен и постоянно белился, нам, девчонкам, он вообще казался дворцом."                                                 Историю моих предков я описывал ранее. А вот фрагмент интервью Маши Кузнецовой (Багрий), мы с ней учились в одном классе. https://yadi.sk/i/RZrwAvE33MV3pp Мои дедушка и бабушка тоже умерли в Александровском централе (пересыльная тюрьма), а старшая сестра умерла в эшелоне, от воспаления легких        Мои повествования носят отрывочный, разрозненный характер, но это же не книга, а просто заметки и размышления. Следующая заметка, о жителях Шадринки, будет в разделе "Поэзия и поэты".  Вот о тех страшных временах, есть песня. Она называется «Танго 37-го года». Это было, это наша история. https://yadi.sk/i/6pJC6B6i3MA6kD Я не рекламирую песню, это документальная иллюстрация тех страшных лет. Наши предки достойны нашей памяти и уважения...

[Анатолий Скляров]

             Первая любовь...У меня первая любовь была чистой, романтической. Ее звали Неля. Познакомила меня с Нелей подружка Рауля Закирова, моего лучшего друга детства. Они обе жили в одном бараке, в Сиблоне. Барак стоял как раз на том месте, где сейчас построен четырехэтажный (или трехэтажный?) дом, недалеко от продуктового магазина. Красивая девочка была, очень! Фигурка-просто эталон. Как сейчас говорят, 90-60-90. И это все случилось весной 60-го года. Сколько я ей букетов черемухи, подснежников и жарков подарил-не сосчитать! К большому сожалению, в начале лета Неля закончила медучилище и ее распределили в какую-то далекую деревню, кажется Жигалово. Так закончилась моя первая любовь. Длилась она около трех месяцев. Мы и целоваться толком не научились. А у меня в голове даже и не появилась мысль о женитьбе.
                Вторая была Люба, Толик Шашков должен ее помнить. Я с Любой познакомился на курсах подготовки к поступлению в институт. Были такие курсы в то время. Вот с ней мы целовались уже долго и нежно. Учила целоваться Любочка. И отношения продолжали оставаться чистыми и романтическими. По окончании курсов, в 1961 году, я уехал поступать в Казань. В Казанский гос. университет. Почему-то мне хотелось испытать свои знания и поучиться в хорошем ВУЗе.
                 Что интересно, на новый факультет «Теория относительности и гравитации», куда я рискнул поступать, требовалось тридцать студентов. Конкурс был более пятидесяти человек на место, и среди них трое с золотыми медалями. Одного   из этих медалистов, сына генерала, к университету подвозили и забирали машиной, если не ошибаюсь, ЗИМ.
                 До главного, профилирующего экзамена по физике претендентов значительно убавилось. Я зашел сдавать одним из первых, а уходил последним. Экзамен принимали два человека. Один кандидат наук, второй доктор наук, не помню уже их фамилий. Я попал к доктору наук, профессору, и он гонял меня больше четырех часов. Задавал нестандартные вопросы и задачи совсем не по теме, не по учебнику, и пока я готовился, он принимал других абитуриентов. Интересно, что к нему попал как раз этот медалист, сын генерала.
                  Знания показывал он не блестящие. Профессор и его спрашивал не по билету. И когда медалист не мог ответить, этот вопрос адресовался мне. Самое интересное, я выиграл эту дуэль знаний. В конце-концов, я получил «пять», и был принят, а медалист недобрал один балл. Когда я пришел в деканат, для оформления документов, случайно оказался свидетелем скандала. Этот самый генерал, отец провалившегося медалиста, рвался в кабинет к декану и требовал переэкзаменовки для сына.                           
                 Поступил, поучился около месяца и пришлось забирать документы. Пришло письмо от матери, что сгорел дом, а отец попал в больницу в результате травмы на пожаре. Когда я забирал документы, декан факультета, как раз тот доктор наук, которому я сдавал последний вступительный экзамен по физике, сказал: «Вы так легко бросаете наш факультет, а жаль. На ваше место придет бездарь с золотой медалью, а вы, возможно, пожалеете о своем решении».
             Вернулся в Черемхово я со справкой из университета с переводом в вечерний филиал горного института, где и училась Люба. Встречи с ней возобновились, но проходили как-то вяло с обеих сторон. Возможно, сказывалась занятость учебой. Ходил на занятия до Нового года и бросил. Ну не нравился мне этот «горный»...Этому способствовал забавный случай, произошедший со мной.
               Году в 1954 или 55-м, после окончания очередного класса, по тогдашней традиции, полагались экскурсии. И в этот раз нас повели показать работу шахтеров на шахте 8. Эта шахта была не глубокой, без подъемной клети. Спускались в нее по наклонному тоннелю. Пока нам показывали подземные конюшни для лошадей, мы с товарищем, Олегом Дворниковым, решили заглянуть в соседний с нашим коридор (штрек), через небольшое отверстие, только протиснуться человеку. В это время где-то там, в каком-то забое, подрывали пласт. (Это мы после уже узнали от экскурсовода).
                Что такое взрыв, даже небольшой, в шахте, в замкнутом пространстве? Волна сжатого воздуха, то есть взрывная волна, распространяется на большие расстояния. Вместе со звуком. Когда нам в лицо крепко ухнул воздух, вместе с рокотом взрыва, мы, понятное дело, кинулись бежать. В сторону выхода из шахты. А вместе с нами и весь класс. Остановились мы только на поверхности. Экскурсовод ругался и искал «зачинщиков» побега. Но никто не помнил, с чего все началось, а мы с Олегом скромно молчали...
               А вскоре Люба вышла замуж. Надоело ей ждать, пока я «дозрею» до женитьбы. Физической близости у нас с ней не было. Ну не случилось. Так и не узнал я сладости этих отношений... Спустя года три, я случайно встретил Любу на центральном рынке. И оба обрадовались. Я угостил ее виноградом, мы вместе прошли всю улицу Первомайскую. От центрального рынка до Дома культуры на Андреевске. Люба очень располнела. Родила сына, который умер через полгода. Институт она так и не закончила. Муж пьет и бьет ее. И сожалела, что не смогла окрутить, околдовать меня...

[Анатолий Скляров]

 Моя Золушка.
          В самом начале марта 1967 года, пригласил меня на свой день рождения мой хороший товарищ, друг, Саша Гапонов и его жена Алла. Мне уже исполнилось двадцать пять и я был озабочен поисками Золушки. У меня, в это время, не было постоянной подруги, поэтому я был один. Гостей было много, и в том числе родственница Аллы, Светлана, молоденькая девочка. Светлана пришла со своим парнем, морячком. Красавец, подтянутый, в белоснежной парадной форменке, тельник в вырезе, наглаженные черные брюки, целый ряд значков на груди, почти медалей.
          Выглядел просто здорово! Всегда уважал и немного завидовал таким ярким личностям. Первое застолье, поздравления и подарки имениннику. Спустя положенное время - танцы. Вообще-то я не особый танцор, хотя, был случай. Меня с партнершей вывели из танцзала городского дома культуры наряд бригадмила (бригада содействия милиции), за «извращения». Я, с партнершей, исполнил твист с элементами силовых поддержек. Сейчас это называют спортивные танцы и проводят конкурсы, а в начале шестидесятых называли «стилягами и извращенцами».                         
          Зазвучало танго, кажется «Маленький цветок». Объявили «белый танец», и меня, очень мило, приглашает...Светлана. Немного неожиданно для меня, бросив своего блестящего кавалера! Светочка так доверчиво и мило прижималась ко мне! Даже смутила... Затем еще несколько танцев, с инициативой с ее стороны. А в одном из промежутков между танцами, Алла, хозяйка и родственница Светы, тихонько мне сообщает, что не теряйся, держи свое счастье!
           Конечно, внимательно начал присматриваться, что же это за счастье? Вообще, по жизни, у меня довольно твердые принципы. Никогда не стремился и не проявлял инициативы непременно к интимным отношениям и связям. Для меня это означало бы и нести дальнейшую ответственность за судьбу партнерши, вплоть до женитьбы. Поэтому подружек выбирал очень осторожно, можно сказать, придирчиво. Подружек во множественном числе, это не значит, что было их одновременно несколько! Просто, по разным причинам, расставались. Чаще всего потому, что они хотели замуж, а я все не мог найти свою Золушку. И почему-то, они все были красивыми, хотя я себя красавцем никогда не считал. Но «заболтать» мог.
          Светочка несколько не «вписалась» в мои представления, мои идеалы. Очарование молодости, симпатичное личико и детская доверчивость. Но... Она игнорировала своего кавалера и попросила меня проводить ее домой. Это смутило меня, можно сказать, покоробило. Не нужно было ей это делать. Неприлично, как-то... Пришлось, однако, проводить, поскольку спутник ее ушел оскорбленный. Проводил, получил приглашение на восьмое марта, побывал в гостях. И на этом со Светланой все отношения закончились.
          Был еще один, следующий по хронологии, немного комический случай, поиска моей Золушки. Познакомился с яркой, эффектной, черноволосой красавицей. Черноволосые женщины, это моя слабость! Звали ее Юлия, Юлечка. К тому времени, у нашей компании из четырех стойких холостяков, была своя «штаб-квартира» в центре Черемхово. Комната на пятом этаже в общежитии профтех училища. Это на «Андреевске», слева, как подняться по «Потемкинской лестнице» улицы Первомайской.
           Там жил наш товарищ Боря Титов, мастер производственного обучения училища. Любимец и любитель женщин. Весь пятый этаж общежития был практически свободен. Там временно поселяли командировочных, иногородних и специалистов, не имеющих семьи, т.е. холостяков. Вот в комнате Бориса мы и собирались чаще всего, перед тем, как идти на какое-либо мероприятие. И там мы с Юлей, девушкой без особых комплексов, разучили несколько элементов силовых поддержек в танцах «шейк» и «твист». За исполнение которых, однажды, нас обоих и вывели из танцзала Дома культуры.
          У Юлечки намечался день рождения, и она пригласила меня, попросив взять с собою моего товарища Петю Грибанова, для своей подружки и взять с собой магнитофон. В то время еще пользовались большой популярностью магнитофонные записи. В назначенное время, ближе к вечеру, встретились у Бори Титова с Юлей, поскольку мы не знали ее адреса. И Юля повела нас к себе. Пришли: одна большая комната в деревянном двухэтажном доме на втором этаже.
            Богатый стол с множеством закусок и батареей вин, водка и коньяк. За занавеской в углу, кровать и диван в комнате. И нас четверо, то есть две пары. Тут я начал соображать, что сегодня я лишусь невинности...Начало было замечательным. Пили, закусывали, танцевали. Благо, что записей танцевальной музыки и песен было достаточно. Количество спиртного значительно убыло. Уже совсем стемнело, как вдруг я заметил, что «моя» Юлечка не наблюдается в обозримой области моего зрения. При поисках, она обнаружилась за занавеской на кровати, лежащей сверху на Петьке! Не совсем раздетая, но близка к этому... Ну возмутило меня это очень! Это при моем романтическом характере!
            Выяснять отношения с ними я не намеревался и начал собираться домой. Но не тут-то было: и Юлечка (змея такая), и ее подружка заняли оборону у дверей, чтобы не отпустить меня. Но я нашел другой выход: через окно. Благо был уже конец весны, тепло, а второй этаж для меня в то время преградой не стал. Но магнитофон пришлось бросить. Самое интересное, что и Петька сиганул в окно следом за мной. Ему показалось в этой кутерьме с моим «задержанием», что пришли нас бить чужие мужики. На этом и закончилась моя дружба с Юлией. А магнитофон я забрал только через неделю...