У Черембасса свои счеты с войной

Неимоверную усталость, платья из брезента и пожары на угольных складах помнит жительница Черемхово, работавшая тогда на шахте

У каждого города и села собственные счеты с войной и фашизмом. В Черемхово неподалеку от вокзала стоит мемориал "Слава героям!". На каменной стене тысячи фамилий. Тут же на гранитном постаменте стоит знаменитый танк Т-34, живой представитель двух танковых колонн, на строительство которых черемховские шахтеры собрали деньги в 1943—1945 годах. Горит Вечный огонь. Каждый пятый из 25 тысяч ушедших на фронт черемховцев не вернулся домой. В год 60-летия Победы на средства СУЭК, собственника единственного оставшегося в Черемхово действующего угледобывающего предприятия — ООО "Разрез Черемховский", — памятник был полностью отреставрирован. И вновь у постамента живые цветы, горожане вчитываются в знакомые фамилии, отмечая: дед, дядя, отец...

Над городом повисла пелена
...В городском музее хранится газета "Черемховский рабочий", полученная подписчиками 22 июня 1941 года, когда на Киев уже падали бомбы. Строки ее полны мирных забот, заголовки продолжают идеологическое воспитание масс: "За большевистский стиль руководства", "Передовой цех"; на четвертой полосе подборка "За рубежом" — информация о военных действиях в Европе, Африке, Азии (а в это время уже рушились дома на Украине). Здесь же объявляется спортивная эстафета, а в 14.00 — народное гулянье в парке культуры...
Нина Андреевна Филиппова вспоминает тот день: "Я была в пионерском лагере, когда объявили о начале войны. Мне было 13. Тогда мы не могли до конца понять, что происходит. Всех мальчиков-старшеклассников собрали и увезли на машинах. Помню, как мы бежали за этими машинами и плакали". Вернулась Нина Филиппова в Черемхово уже в августе 1941 года, и потому не застала паники, охватившей город в июне-июле, когда в магазинах скупали муку, сахар, соль, консервы, ткань. Однако властям удалось тогда в короткие сроки не только успокоить людей, но и добиться того, чтобы страх уступил место гневу, ненависти к фашистской Германии.
По словам Нины Андреевны, в первые летние месяцы в городе сохранялся привычный порядок жизни. Перевернутыми оказались чувства: страх за уезжающих в неизвестность родных охватывал каждого при звуках голоса московского диктора Левитана. Над городом, словно черный парашют, висели густая завеса дыма, поднимающегося с вечно горевших террикоников, и пыли, налетающей с погрузочных эстакад, а также с угольных складов, паровозного депо. В городе было душно, грязно, тоскливо. Черемхово страдал и от нехватки чистой воды — работу по строительству траншеи под вторую линию водопровода с Ангары приостановила война. Приходилось пить невкусную колодезную воду. Сразу же после начала войны у хлебных магазинов появились длиннющие очереди, иногда они растягивались на два квартала. В очередях люди разбивались на десятки. Старший десятка, чтобы не сбиться, отмечал людей мелом — чертил на спине цифры. А в кинотеатре "Динамик", как прежде, крутили фильмы, в горняцком драмтеатре шла пьеса "Свадьба Кречинского", утром радио приглашало на работу в Черембассторг. Мобилизовали граждан 1905-1918 гг. рождения. Шахтеры были забронированы, военкомат снимал бронь только по согласованию с начальником шахты.
Трудовой энтузиазм охватил даже домохозяек
Уже через несколько месяцев после начала войны город увеличивает производственный потенциал всех предприятий. Средние школы частично переоборудованы под госпитали, а в новенькой, сданной в 1941 году, школе разместилась эвакуированная из Одессы швейная фабрика. С января 1942 года начинает выпускать продукцию для фронта завод тяжелого машиностроения, эвакуированный из Варварополья Ворошиловградской области. Из Ленинграда прибывает оборудование, эвакуируются работники крупнейшего элементного предприятия.
Однако главным делом для черемховцев остается добыча угля. Семь шахт и один разрез за годы войны отгрузили сверх плана более 400 эшелонов угля.
В Черембассе за уголь в те годы на самом деле боролись — боролись, порой превозмогая человеческие силы. Шахтеры удваивали и утраивали дневную выработку. Работая кайлом и лопатой, толкая тяжеленные вагонетки, с тревогой слушали сообщения ТАСС. А сообщения были неутешительны: враг силен, беспощаден и уверен в своей победе. В местной газете мелькали строки об отступлении Красной армии. А через месяц после начала войны в Черемхово пришла первая похоронка: не доехав до фронта, в числе многих погиб механик Калинин.
В то же время, как вспоминает Нина Андреевна, в шахтерской газете в рубрике "Из зала суда" почти ежедневно публиковалась информация о происшествиях: арестована группа спекулянтов, в квартире которых найдено много мыла и мануфактуры, убит рабочий, не успевший донести до дома зарплату. Газета клеймила бюрократов, начальников, под шумок строящих себе дома из казенного материала. С переходом на карточную систему начались спекуляции и на месячных хлебных карточках. Хлебными карточками дорожили как святыней. Не получивший месячной карточки обрекался на голодное существование. На рынке такая карточка стояла тысячу рублей, а зарабатывали шахтеры в те годы в среднем 500—1000 рублей в месяц. Трудовые подвиги материально не вознаграждались. Разве что к празднику за хорошую работу можно было получить отрез на платье. А вот слава и почести воздавались с лихвой.
Отрезы выдавались, конечно же, женщинам, которые также были увлечены общим трудовым подъемом. До войны в Черемхово была только одна женщина-взрывник, а осенью 41-го они появились на всех шахтах. Некоторые пошли даже на самый трудный участок — в забой. Скептики посмеивались: куда им, бабам, в забой — так только, слава одна... А женщины стали не только выполнять нормы выработки, но и перевыполнять их, обгоняя в работе опытных забойщиков.
Без мира, но с радостью...
Сегодня, наверное, трудно понять, что ни за материальные блага, ни за хлебные карточки обрекали себя на тяжелую работу шахтеры, — отношение к жизни, к людям было иным.
"Всех старшеклассников, и меня в том числе, в 1943 году перевели в школы фабрично-заводского обучения, — рассказывает Нина Андреевна Филиппова. — Избежать этого было невозможно — речь шла не столько о доброй воле, сколько о жизненной необходимости. Мы тогда и думать не могли о том, чтобы сослаться на болезненность или какую-то иную причину. Если говорят "надо", значит — надо. Я попала в группу по обучению специальности токаря. Пять месяцев учебы — и распределение на шахту N 8. Сначала работали по 8 часов. Болты вытачивали на токарных станках беспрерывно. До сих пор помню, выходит из шахты запыленный слесарь и кричит: "Болты давай! Срочно!" Эти окрики заставляли содрогаться — опять из-за меня работа стоит! А нам тогда было по 16 лет...
В те годы практиковалось совмещение профессий: два-три раза в неделю нам, токарям (а у нас была женская бригада), нужно было обязательно спускаться в шахту и становиться забойщиками. Все во имя увеличения добычи угля. Подъемников не было, приходилось каждый раз при подъеме или спуске преодолевать 356 ступенек. В первый раз эта лестница меня здорово подвела — сорвалась я с нее и вывихнула ключицу. Однако по тем временам такие повреждения травмами не считались.
В шахте регулярно проводились дни повышенной добычи либо провозглашались лозунги "Отомстим за Зою Космодемьянскую!", "Отомстим за Гастелло". Мстили своим трудом. Кто-то шел на добычу, кто-то — откачивать лаву. На добыче молодым девушкам работать было очень трудно, не по силам. Нагрузишь, бывало, вагонетку и ждешь, пока пройдет рабочий, поможет дотолкать. Поэтому чаще ходили на откачивание лавы — там от нас пользы было больше. Спецодежды не было. Порой приходишь в раздевалку, видишь чей-то шкафчик открыт — берешь робу и идешь в шахту. Платья, кстати, тоже тогда неоткуда было новые брать. Директор шахты нашел выход из положения — выдавал в счет зарплаты брезент. Из него мы и шили. Моя мама придумывала модели, и потом десятки девчонок ходили в одинаковых платьях.
По вечерам в горняцком драмтеатре давали концерты. Очень часто артисты приезжали со всей страны. Никогда не забуду Тамару Ханум. Какая она была красивая в военной форме, как пела, как танцевала!
Голода, к счастью, я не видела. Отец и мать работали, и это позволяло нам держаться. Кроме того, в нашем доме всегда было много гостей и друзей — мы старались помогать друг другу как могли. Может быть, это странно звучит, но, несмотря на всю тяжесть переживаний за близких, которые были на фронте, были моменты, когда было очень весело и радостно за то, что живешь рядом именно с такими людьми".
Победителей не судят
Такие титанические усилия по увеличению добычи твердого топлива не могли не принести желаемых результатов. Однако серьезно осложнили работу начавшиеся пожары на угольных пришахтных складах. Из-за нехватки железнодорожного порожняка на складах шахт скопилось около 2 млн тонн невывезенного угля. Началось его самовозгорание в штабелях, заполыхали пожары.
Дым окутал весь город. Была создана чрезвычайная комиссия. Избрали метод отсечения очагов пожара от основного штабеля и вывоза горящего угля на отработанные шахтные поля. Уголь из штабелей все равно нужно было на чем-то развозить, нужны были вагоны. Вагоны найти удалось, но за внеплановое использование порожняка в военное время можно было и под трибунал попасть. К счастью, сработало правило "победителей не судят". Пожар был ликвидирован, уголь спасен. И хотя его перевозка обернулась сожжением деревянных полов и бортов вагонов, все сожженное быстро восстановили на вагоноремонтном пункте станции Черемхово.
В дальнейшем таких крупных запасов в штабелях не было. Спрос на черемховский уголь возрастал. Он стал продвигаться значительно дальше на запад и на восток. На нем стали работать электростанции и крупные промышленные предприятия в различных областях Советского Союза. Война внесла изменения и в назначение черемховского угля. Превращенный в полукокс, он шел в вагранки для выплавки чугуна, необходимого на отливку корпусов мин, и начал служить сырьем для возникшей и форсированно развивающейся в годы войны промышленности искусственного жидкого топлива. Ведь часть нефтедобывающих районов страны уже была захвачена немцами (Грозный, Майкоп), и была реальна угроза захвата немцами Закавказья с азербайджанской нефтью.
Не только углем...
По словам Нины Андреевны, шахтеры искали все новые и новые формы помощи фронту. Денег было собрано очень много. Во всех магазинах города были открыты пункты приема подарков бойцам Красной армии, где от населения принимали молоко, сметану, творог, мясо всех сортов, битую птицу, картофель и капусту. Едва наступала осень, по шахтам начинался сбор теплой одежды для бойцов. По призыву шахтеров было собрано 8,5 млн рублей на формирование танковой колонны "Черемховский шахтер" и звена бомбардировщиков.
До сих пор Нина Филиппова помнит чувство, которое не оставляло ее ни на минуту, — неимоверная усталость. Тот день, когда мать сообщила детям о Победе, Нина Андреевна тоже никогда не забудет. Такой радости — всеобщей и всепоглощающей — не приходилось испытывать никогда больше. Ведь так много было сделано для достижения этой цели!
Многое изменилось за 60 лет в облике города Черемхово, в судьбах людей и страны. Но память о тех, кто жил и работал в те годы, совершая ежедневно подвиги только потому, что по-другому не мог, должна остаться и у будущих поколений.

Утянуто отсюда